Давным-давно с моим отцом приключилась история, навсегда вошедшая в золотой семейный фонд. То ли в марте, то ли в начале апреля, за давностью лет точно не помню, он сильно задержался с рыбалки, чего себе никогда не позволял. Беспокойство матери передалось мне, тогда еще пацану, и мы, успокаивая по возможности друг друга, провели несколько не очень приятных часов. Мысли в голову лезли, сами понимаете какие - вода не шуточки. Поздним вечером, наконец-то, раздался звонок, очень нас обрадовавший. Отец обнародовал историю о сломавшемся и потому не пришедшем вовремя транспорте. Надо ли говорить, что встречали мы его как папанинца, вернувшегося с дрейфа на льдине, ну разве что без цветов и оркестра. И, как оказалось, насчет папанинца мы совсем не переборщили. Выяснилось все недели через две, когда мама, придя с работы, положила перед отцом «Вечерний Киев» со статьей «Двое на льдине». Одним из «героев» был он. Как тогда было принято, указана была не только фамилия, но и должность, и место работы. Пришлось бате рассказывать, как на Киевском море, в районе Лебедивки, оторвало огромную льдину и те, кто был к трещине поближе да порасторопнее, успели перескочить, а он и еще один рыболов пустились в плавание. Хорошо, что их заметил с дамбы водитель хлебовозки и сообщил спасателям (рыболовы, успевшие перебраться через трещину, продолжили рыбачить, что, в общем-то, и неудивительно). Снимали «папанинцев» катером уже в темноте, и эти часы, проведенные на льдине, навсегда оставили неизгладимый (простите за штамп) след в памяти моего отца. Хорошо помню, как, окончив рассказ о своем плавании и спасении, он, обращаясь, скорее всего, к самому себе, произнес: «Не люблю я Киевское море». Отец не бросил зимнюю рыбалку, отнюдь. Пришло время, и он, с выездом на место, прочитал мне не одну лекцию по технике безопасности. Знания, как вести себя на льду, сведя риск искупаться к минимуму, я получил именно от него. Но Киевское море с тех пор отец посещает только тогда, когда на нем лед такой, что можно ездить на машине.Пару лет назад в январе стояла оттепель с невнятным минусом ночью и явным плюсом днем. Рыба отреагировала и двинулась. А раз двинулась, то начала проклевывать. После стольких бестолковых рыбалок появилось радостное предвкушение, что вот-вот попадем на клев и отведем душу. Позвонил Слава и сообщил, что в районе Петривец (правый берег Киевского водохранилища) ловят судака. Закрыв с утра безотлагательные делишки, едем. Надо сказать, что Петривцы - не самое посещаемое нами место, и были мы там последний раз года за три до этого. Пришлось попетлять по селу, прежде чем выбрались к морю. С кручи хорошо была видна толпа рыболовов -километрах в пяти и по диагонали вниз. Через час добираемся до места. Про буем ловить, смотрим по сторонам. Знакомый рыбачок подсказывает, что судак есть и неплохой, но уже разбитый и очень прошеный. Бегать смысла нет - стой на точке и уговаривай. Поклевки - не ранее, чем через 10-15 минут стояния на лунке. Такого судака есть смысл пробовать ловить на небольшую блесенку, причем работать не в режиме стандартного блеснения, а типичной вертолетной игрой, чем я и пытаюсь заниматься.
В общей массе рыболовов выделялся один молодой рыбачок, который суетился и громко разговаривал, обращаясь ко всем на «ты» - явно хотел казаться великим рыболовом. Я его мысленно прозвал Шакаленком. Все было бы ничего, рот никто никому не закрывает, но веди же себя по-людски, не суйся под ноги, не мешай. Ан, нет! Стоило кому-то поймать, как он тут как тут и бурит лунку ближе, чем в метре. И мне повезло. Не успел дотянуть до лунки судачка, как Шакаленок уже рядом. Не понимает, что его тактика при такой пассивной рыбе обречена на неудачу. Если своих мозгов не хватает, то посмотрел бы, как рыбачат местные. Рядом лунки не бьют, в кучу не лезут. Рыба сегодня такая, и ничего с этим не поделаешь. Шакаленок этого явно не понимал и продолжал отравлять жизнь окружающим. Его жадность и зависть ощущалась просто физически, и стоять рядом с ним было неприятно. Решил отойти в сторону с намерением вернуться через полчасика, а чтобы наметить и застолбить лунку, оставляю возле нее рюкзак. Каково же было мое удивление, когда я увидел, что Шакаленок тут же опустил в нее снасть. Счастливый парень! С таким «зашкаливающим борзометром» не пропадешь. Делаю замечание. В ответ он начинает угрожать, тут же подтягиваются еще двое (кто бы сомневался). Но все заканчивается, по сути, ничем. К диалогу «джентльменов» подключается Слава с его атлетическим сложением и ростом за метр девяносто, и «Шакаленок и К0», сменив тявканье на недовольное повизгивание, отступают.Событие вроде бы чепуховое, плюнуть и растереть, так нет (видать, с возрастом стал излишне впечатлительным) - настроение испорчено окончательно, и поправить его не смогли даже пойманные вскоре пара-тройка судаков. Завидую Славе: умеет человек радоваться жизни. Давно выбросил из головы инцидент, ходит себе по лункам и пытается обловить купленный намедни балансир. Как же, ведь три часа назад один раз судачок его «подбросил», значит, интересуется, значит, рабочий, надо только приноровиться, и дело пойдет. Может, и пойдет, да не сегодня. Предлагаю «завязывать» - «на покушать» рыбы обоим хватит, а рыбачить в одной лунке с Шакаленком нет никакого желания. Слава легко соглашается, хотя по времени можно было еще рыбачить и рыбачить. Так же легко принимает он и предложение идти не утренним маршрутом, то есть наискосок, а прямиком к берегу. Ходьбы будет на какой-то километр больше, зато меньше шлепать по гладкому, как стекло, льду, покрытому сверху чуть ли не сплошными лужами. Протопав с полчаса под монотонное шарканье двух пар ног и глубокомысленные сентенции друга о том, почему сегодня не сработал балансир, я про себя отмечаю: настроение улучшается и жизнь налаживается. И это естественно - у нормального человека по дороге к дому, к родным людям, так и должно быть. А тут и еще один плюс - Шакаленок остался там, сзади, и надеюсь, встречаться с ним больше не доведется. Мелочь, а тоже приятно.
Благодушные мысли прерывает Слава: «Что это лед трещит все время? Попробуй-ка пешней». Я треска не слышал, и мне лень доставать пешню из-за лямок рюкзака, но все же, хоть и нехотя, делаю это. Тычу в лед, и пешня легко его пробивает, едва не выскользнув из моей руки. В образовавшееся отверстие фонтаном бьет вода. Опаньки! Инстинктивно приседаю и пальцем замеряю лед - чуть больше двух фаланг! Ситуация оценивается однозначно: опасность max, так как находимся, видимо, на значительной, в десятки, а может и сотни метров, поляне тонкого льда, который держит на самом пределе, да и то пока целый. А провалишься, шансов на спасение никаких: на такой лед не выберешься - будет ломаться. А до прочного не доберешься, сил не хватит. Не знаю, как Славе, а мне становится страшно. Очень страшно. Молча разворачиваемся, на ходу сбрасываем с плеч рюкзаки, и скользящим шагом, не отрывая ног ото льда, пытаемся покинуть опасное место. Развернувшись, видим, что параллельным нам курсом метрах в ста от нас идет мой Шакаленок. Слава кричит ему об опасности, а в ответ получает не очень лестное высказывание в наш адрес. Шакаленок проходит еще с десяток метров, может чуть больше, и проваливается. Расставив руки в стороны, пытается выбраться, но безуспешно.
Понимаю, что жить ему осталось минут 15, от силы 20, и на душе становится очень гадко. А помочь невозможно, точнее, практически невозможно. Рисковать в данной ситуации, пытаясь без спасательных средств подойти к нему поближе - безрассудство. Ну, доползешь до него, не провалившись, докинешь веревку, ну, возможно, у него еще хватит сил за нее ухватиться. А дальше? А вытягивать его как? Пробить во льду упор под ногу, чтобы удержаться и не съехать к нему в полынью? Так сам «майнешься» - надколотый лед точно не выдержит. Да просто теоретически: если даже удастся развить на веревке нужное усилие и потерпевший сможет за нее удержаться, то все равно ему не выбраться - кромка льда будет обламываться. Да и кто сказал, что до него удастся доползти? Любой из нас значительно тяжелее Шакаленка.
Смотреть, как тонет человек, не хочется, уйти - свинство. Отворачиваюсь. Слава смотрит на меня и говорит: «Надо попробовать». «Ну, ни фига себе: попробовать! Это что, типа с девушкой попробовать познакомиться в метро? А считать до трех ты умеешь? Тогда напомню: три утопленника - это значительно больше, чем один, а шанс составить ему компанию для нас приближается к ста процентам. Героизм хорошо в кино, здесь же сунуться его спасать - самоубийство чистой воды». Для наглядности аккуратно бью пешней, и появляется фонтанчик. Лед отчетливо подо мной прогибается, и еще полминуты назад сухое место становится солидной лужей. «Надо попробовать, - повторяет Слава, - иначе не могу». Я хорошо знаю своего старого друга и, видя, что он принял решение и будет с упорством, достойным лучшего применения, его осуществлять, начинаю осознавать, что тоже попрусь вместе с ним. И очень скоро, буквально сейчас, буду здорово рисковать. «Пикантная ситуация», - пытается шутить Слава. «Пару часов назад чуть не набил ему морду, а теперь выручай гаденыша. Если все срастется и достанем касатика, разок тресну обязательно». От неспособности сказать "нет" в критической ситуации, я злюсь на Славу, злюсь на Шакаленка, злюсь на себя. Пока не осознаю, что это страх, что его надо преодолеть, сосредоточиться и начать думать, иначе наделаешь глупостей (хотя куда уж больше) и проиграешь. А ставки - не бывает больше. Идем цепочкой: я впереди, Слава метрах в семи позади. Пешней не пробую -зачем себя дополнительно пугать, и так страшно. Не дойдя метров тридцать до провалившегося, оставляем на льду бур и рюкзаки - дальше с собой только веревка и пешня. Не доходя до полыньи метров пятнадцать, останавливаемся. Лед - стекло, скользкий до невозможности, и надо делать какой-то упор. Пробивать лунку даже для одной ступни не хочется, лед и так держится на честном слове. Привязываю на середине пешни веревку и опускаю ее в пробитую чуть сзади лунку. Подтягиваю, и пешня упирается в нижнюю кромку льда - якорь готов, теперь хоть есть возможность за что-то держаться. Слава ложится на лед и ползет в сторону Шакаленка. Мне отчетливо видно, как под его стокилограммовым телом лед прогибается и трещит. Первая попытка забросить конец веревки -недолет, вторая - конец упал у самого купальщика. Увы, тот не сделал даже попытки схватиться за веревку. Оно и понятно, ведь добрые четверть часа в ледяной воде - это не шуточки, и он уже задубел. Что же делать, как помочь? Слава, кажется, придумал. Он выбрал на себя веревку, достал из-за голенища багор и стал его привязывать. Я подумал, что он хочет забросить получившуюся снасть и забагрить Шакаленка за его одежду. А мясо зацепит - не страшно, заживет. Во всяком случае, это лучше, чем дать утонуть. Но то, что стал делать Слава! Он подполз к майне и попытался дотянуться багром до рукава куртки Шакаленка. «Умоляю, вернись! Тебя вытащить у меня не хватит сил», - ору я. Поздно. Лед под Славой не трещал - он просто как-то разъехался в стороны. Один кусок стал на ребро и плюхнулся назад в полынью, другой наехал на лед. Теперь в воде их было двое. Шакаленок явно родился в рубашке. Его, «забагренного» и выталкиваемого из воды Славой, я вытащил на удивление легко. Куда он потом подевался, не видел. Исчез и все. Правда, меня это абсолютно не удивило, да на него никто и не рассчитывал. То, что предстояло сделать и немедленно, меня интересовало во сто крат больше.
Попытки вытянуть схватившегося за веревку Славу ничего не дают. Мои намокшие руки замерзли, пальцы практически не слушаются и очень сильно болят. А Славке, каково там! Можно было только догадываться. Времени у нас осталось очень мало. Переохладившись и потеряв силы, дойдя до предела возможностей, человек может впасть в состояние апатии и сдаться. Тогда - все. Вспомнив, что в рюкзаке лежит нож, ползу за ним. Вернувшись, толкаю нож по льду в сторону друга - получилось удачно. Снова изо всех сил тяну веревку, а Слава, обмотав веревкой левую руку, правой - с ножом, цепляется за лед и медленно выползает из полыньи. (До сих пор не пойму, как нам это удалось, почему кромка льда его выдержала.) Тут же откатывается от нее метров на двадцать и только потом встает на ноги.
Покинув опасное место, останавливаемся передохнуть. Надо бы Славе раздеться и выкрутить одежду, но сделать это мы не в состоянии. Руки и у него и у меня окончательно задубели. Одну засовываю через ворот свитера под мышку, пальцы второй - в рот. Надо восстановить кровообращение, и все будет нормально. Думать не могу ни о чем — такая невыносимая пульсирующая боль в отходящих пальцах. Но нужно идти, и мы снова трогаемся в путь. Хочется остановиться, сесть на лед и заплакать. Но с детства помню, что это не помогает. Поэтому терплю и иду дальше. Рядом друг. Ему в мокром намного тяжелее. Впереди час ходьбы до машины. Когда у меня отойдут руки и удастся выкрутить Славину одежду, первое, что я от него услышу, будет: «Не люблю я Киевское море». Понимаю, о чем он. Я вообще его понимаю. И Киевское море не люблю тоже.
Где-то недели через три, после хороших морозов, мы со Славой отлично половили судака в Окуниново. По морю ездили на машине. Как и все.
Игорь Соловьев
Рыболовный мир №2 2006г.
