Помните, у Гоголя: «Вдали показался красавец Псел...»
И вот я в родных местах, приехал из Москвы в отпуск. Меня познакомили с известным в нашем селе рыболовом Дмитрием Михайловичем Пересыпайло. У него парализованы рука и нога, и удивительно, как он одной рукою гонит лодку, равномерно берясь то за правое, то за левое весло. Нелегко ему орудовать удочкой, наживлять, крючок, однако же рыбачит, и неплохо. Реку знает как собственный дом: где какая глубина, какое дно, где лежит затонувшее дерево, где гаснет течение... Все знает!
При первой же встрече уговорились, что после полудня отправимся на ловлю плотвы и сомят, километров за восемь от села. Называются те места Голубивщиной. С детских лет помню это дивное сочетание реки, лугов и леса. Сколько раз за долгие годы снилась мне Голубивщина!
Сажусь к Дмитрию в ковчег. Неохотно, не сразу уступает мне весла. С нами еще два местных рыболова, каждый на своей лодке. Все люди немолодые, о деле, то есть о рыбалке, говорят солидно. Как свойственно украинцам, моим односельчанам в особенности, любят поддеть, пошутить.
Не обошлось без нападок на мою удочку.
Конечно, складывается она хорошо и чехольчик завязывается... Но, говоришь, одна? Много ли на одну поймаешь?! В проводку? Ну, это весною разве... Легкая, говоришь? Так это только махать ею, а не рыбу вываживать. В кино или в цирке такой снастью людей потешать. А нас лучше не смеши, не вынимай ее из этой завязанной кишки1
Прибыли к месту. Здесь широкий плес, глубоко, течении почти нет. Под крутым берегом мои шефы вбивают топором по два кола, ставят к ним лодку бортом, привязываю і Разматывают по четыре удочки. Такие удилища из молодой лещины помню с давних пор. Но лески уже не из конскою волоса - вижу и тут обычную современную жилку. Сечение ее и размер крючков нахожу крупноватыми. Пшеница дли насадки приготовлена отлично.
Бросают прикорм — макуху (жмых). Удобно усаживаются в лодках, закуривают. Против каждого в шеренгу встали высокие перьяные поплавки.
Солнышко повернуло на запад. Повеяло приятным холодком. Я остаюсь зрителем, гляжу на чужие поплавки и их хозяев. Мне очень нравится эти сосредоточенность старых мастеров— они совсем обо мне забыли. Однако поклевок нет. Скучновато. Я спросил, нет ли вблизи такого места, где было бы движение воды. Все трое дружно указали вверх по реке, к повороту. Иду туда, напутствуемый предсказанием, что скоро начнется клев плотвы.
Прекрасное место! Небыстрое течение, не очень глубоко, вода тут будто чище, просматриваются небольшие камни ни светловатом, не илистом дне. Вон там, чуть ниже по струе, продольная канавка. Туда и покатились по дну брошенные мною зерна. Лозняк мешает забросам, но и маскирует меня, ломать его не буду. Избегая зацепов на берегу, делаю пробные забросы.
Глубина проверена. Насаживаю одно зернышко, первый заброс над канавкой, небольшой проплыв поплавка - и первая энергичная поклевка. И пошло как по заказу! Плотва ловилась крупная, бойкая и красивая - черная спинка, яркое оперение, зеркальные бока. Давно не ловил я такой породистой плотвы. Вот они, дары моего старого друга — Пела! Через час мой садок уже трудно было поднять.
Клев прекратился, будто кто- то сказал — хватит. Солнце ушло за Лысую гору. Голубая дымка спускается на луга. Воркуют горлицы - дикие голуби. Под лозняком зазвонил сверчок.
Слышу знакомый звук тяжелых уключин: сюда приближается Дмитрий Михайлович. За ним следуют товарищи. Они перемещаются на другое место, на ночную ловлю сомят (небольшой сом называется здесь «соменком»).
Подплыли ко мне. Решаюсь похвалиться - хочется отплатить за преждевременные насмешки. Тяжелое, живое, танцующее в садке серебро производит впечатление. По очереди берут в руки мою легкую снасть, приговаривая.
- Вот тебе, хлопцы, и цирк! Вот тебе и кино! А у нас было в деле двенадцать удочек, на каждую и по рыбке не приходится. Да и плотва у него покрупнее. То-то и есть - проводка!
Иван Мовчан.
И вот я в родных местах, приехал из Москвы в отпуск. Меня познакомили с известным в нашем селе рыболовом Дмитрием Михайловичем Пересыпайло. У него парализованы рука и нога, и удивительно, как он одной рукою гонит лодку, равномерно берясь то за правое, то за левое весло. Нелегко ему орудовать удочкой, наживлять, крючок, однако же рыбачит, и неплохо. Реку знает как собственный дом: где какая глубина, какое дно, где лежит затонувшее дерево, где гаснет течение... Все знает!
При первой же встрече уговорились, что после полудня отправимся на ловлю плотвы и сомят, километров за восемь от села. Называются те места Голубивщиной. С детских лет помню это дивное сочетание реки, лугов и леса. Сколько раз за долгие годы снилась мне Голубивщина!
Сажусь к Дмитрию в ковчег. Неохотно, не сразу уступает мне весла. С нами еще два местных рыболова, каждый на своей лодке. Все люди немолодые, о деле, то есть о рыбалке, говорят солидно. Как свойственно украинцам, моим односельчанам в особенности, любят поддеть, пошутить.
Не обошлось без нападок на мою удочку.
Конечно, складывается она хорошо и чехольчик завязывается... Но, говоришь, одна? Много ли на одну поймаешь?! В проводку? Ну, это весною разве... Легкая, говоришь? Так это только махать ею, а не рыбу вываживать. В кино или в цирке такой снастью людей потешать. А нас лучше не смеши, не вынимай ее из этой завязанной кишки1
Прибыли к месту. Здесь широкий плес, глубоко, течении почти нет. Под крутым берегом мои шефы вбивают топором по два кола, ставят к ним лодку бортом, привязываю і Разматывают по четыре удочки. Такие удилища из молодой лещины помню с давних пор. Но лески уже не из конскою волоса - вижу и тут обычную современную жилку. Сечение ее и размер крючков нахожу крупноватыми. Пшеница дли насадки приготовлена отлично.
Бросают прикорм — макуху (жмых). Удобно усаживаются в лодках, закуривают. Против каждого в шеренгу встали высокие перьяные поплавки.
Солнышко повернуло на запад. Повеяло приятным холодком. Я остаюсь зрителем, гляжу на чужие поплавки и их хозяев. Мне очень нравится эти сосредоточенность старых мастеров— они совсем обо мне забыли. Однако поклевок нет. Скучновато. Я спросил, нет ли вблизи такого места, где было бы движение воды. Все трое дружно указали вверх по реке, к повороту. Иду туда, напутствуемый предсказанием, что скоро начнется клев плотвы.
Прекрасное место! Небыстрое течение, не очень глубоко, вода тут будто чище, просматриваются небольшие камни ни светловатом, не илистом дне. Вон там, чуть ниже по струе, продольная канавка. Туда и покатились по дну брошенные мною зерна. Лозняк мешает забросам, но и маскирует меня, ломать его не буду. Избегая зацепов на берегу, делаю пробные забросы.
Глубина проверена. Насаживаю одно зернышко, первый заброс над канавкой, небольшой проплыв поплавка - и первая энергичная поклевка. И пошло как по заказу! Плотва ловилась крупная, бойкая и красивая - черная спинка, яркое оперение, зеркальные бока. Давно не ловил я такой породистой плотвы. Вот они, дары моего старого друга — Пела! Через час мой садок уже трудно было поднять.
Клев прекратился, будто кто- то сказал — хватит. Солнце ушло за Лысую гору. Голубая дымка спускается на луга. Воркуют горлицы - дикие голуби. Под лозняком зазвонил сверчок.
Слышу знакомый звук тяжелых уключин: сюда приближается Дмитрий Михайлович. За ним следуют товарищи. Они перемещаются на другое место, на ночную ловлю сомят (небольшой сом называется здесь «соменком»).
Подплыли ко мне. Решаюсь похвалиться - хочется отплатить за преждевременные насмешки. Тяжелое, живое, танцующее в садке серебро производит впечатление. По очереди берут в руки мою легкую снасть, приговаривая.
- Вот тебе, хлопцы, и цирк! Вот тебе и кино! А у нас было в деле двенадцать удочек, на каждую и по рыбке не приходится. Да и плотва у него покрупнее. То-то и есть - проводка!
Иван Мовчан.
